Несмотря на то, что Великобритания объявила войну Германии в 1939 году, а США – в 1941, открывать такой необходимый СССР Второй фронт они не спешили. Выделим наиболее популярные версии причины задержки союзников.
Многие эксперты главной причиной столь позднего открытия Второго фронта – 6 июня 1944 года – видят неготовность союзников к полномасштабной войне. Что могла, к примеру, противопоставить Германии Великобритания? На сентябрь 1939 года британская армия насчитывала 1 млн.
270 тыс. человек, 640 танков и 1500 самолетов. У Германии эти цифры были куда более внушительны: 4 млн.
600 тыс. солдат и офицеров, 3195 танков и 4093 самолета.
Более того, при отступлении в 1940 году британского экспедиционного корпуса у Дюнкерка было брошено значительное количество танков, артиллерии и боеприпасов. По признанию Черчилля, «фактически во всей стране едва насчитывалось 500 полевых орудий всех типов и 200 средних и тяжелых танков».
Еще более плачевное состояние было у армии Соединенных Штатов. Численность регулярных войск к 1939 году была чуть больше 500 тыс. человек, при 89 боевых дивизиях, из которых только 16 были бронетанковыми. Для сравнения: армия вермахта обладала 170 полностью укомплектованными и боеспособными дивизиями.
Впрочем, за пару лет и США, и Великобритания заметно укрепили свои военные мощности и в 1942 году, по оценке экспертов, уже могли оказать реальную помощь СССР, оттянув значительные силы германской армии с Востока на Запад. Обращаясь с просьбой об открытии Второго фронта, Сталин рассчитывал, прежде всего, на правительство Великобритании, однако Черчилль под разными предлогами неоднократно отказывал советскому лидеру.
Приоритетным направлением для Великобритании в разгар войны продолжал оставаться Ближний Восток. В британских военных кругах считали бесперспективным высадку десанта на побережье Франции, которая только отвлечет основные силы от решения стратегических задач.
Ситуация к весне 1941 года была такова, что Великобритании перестало хватать продовольствия. Импорт продуктов питания от основных поставщиков – Нидерландов, Дании, Франции и Норвегии по понятным причинам оказался невозможным.
Черчилль прекрасно осознавал необходимость сохранения коммуникаций с Ближним и Средним Востоком, а также Индией, которые бы обеспечили Великобританию столь нужными товарами, а поэтому все силы бросил на защиту Суэцкого канала. Немецкая угроза этому региону была достаточно велика.
Немаловажной причиной оттягивания открытия Второго фронта были разногласия союзников. Они наблюдались между Великобританией и США, которые решали свои геополитические задачи, но в еще большей степени противоречия обозначились между Великобританией и Францией.
Еще до капитуляции Франции Черчилль посетил эвакуировавшееся в Тур правительство страны, пытаясь воодушевить французов на продолжение сопротивления. Но при этом премьер-министр не скрывал своего опасения, что французский военно-морской флот может попасть в руки немецкой армии и поэтому предложил отправить его в британские порты. Со стороны правительства Франции последовал решительный отказ.
16 июня 1940 года Черчилль предложил правительству Третьей республики еще более дерзкий проект, который практически означал слияние Великобритании и Франции в одно государство на кабальных условиях для последней. Французы расценили это как неприкрытое стремление завладеть колониями страны.
Последним шагом расстроившим отношения двух союзников стала операция «Катапульта», которая предполагала захват Англией всего доступного французского флота или уничтожение его во избежание попадания к противнику.
Осуществленная в конце 1941 года атака японских ВВС на американскую военную базу в Перл-Харборе с одной стороны окончательно поставила США в ряды союзников Советского Союза, но с другой – отодвинула открытие Второго фронта, так как заставила сосредоточить усилия страны на войне с Японией. На целый год тихоокеанский театр военных действий для американской армии стал главной ареной сражений.
В ноябре 1942 года США приступают к реализации плана «Торч» по захвату Марокко, что на тот момент представляло наибольший интерес для американских военно-политических кругов. Предполагалось, что режим Виши, с которым США по-прежнему поддерживали дипломатические отношения не окажет сопротивления.
Так и произошло. В считанные дни американцы овладели крупными городами Марокко, а в дальнейшем, объединившись с союзниками – Британией и «Свободной Францией» продолжили успешные наступательные операции в Алжире и Тунисе.
Советская историография практически единодушно выражала мнение, что англо-американская коалиция умышленно затягивала с открытием Второго фронта, ожидая что изнуренный продолжительной войной СССР потеряет статус великой державы. Черчилль, даже обещая военную помощь Советскому Союзу, продолжал называть его «зловещим большевистским государством».
В послании Сталину Черчилль весьма обтекаемо пишет, что «начальники штабов не видят возможности что-либо сделать в таких размерах, чтобы это могло принести Вам хотя бы самую малую пользу». Такой ответ скорее всего объясняется тем, что премьер-министр разделял мнение военно-политических кругов Британии, которые утверждали: «разгром СССР войсками вермахта – дело нескольких недель».
После перелома в войне, когда на фронтах СССР наблюдалось определенное статус-кво союзники все еще не торопились открывать Второй фронт. Их занимали совершенно другие мысли: не пойдет ли советское правительство на сепаратный мир с Германией? В донесении разведки союзников были следующие слова: «Положение дел, при котором ни одна из сторон не сможет рассчитывать на быструю полную победу, по всей вероятности, приведет к русско-германскому соглашению».
Выжидательная позиция Великобритании и США означала одно: союзники были заинтересованы в ослаблении как Германии, так и СССР. Только когда падение Третьего рейха стало неизбежным наметились определенные сдвиги в процессе открытия Второго фронта.
Многих историков ставит в тупик одно обстоятельство: почему германская армия практически беспрепятственно дала отступить британскому десанту в ходе так называемой «Дюнкеркской операции» в мае-июне 1940 года. Ответ чаще всего звучит такой: «Гитлер получил указание англичан не трогать». Доктор политических наук Владимир Павленко считает, что на ситуацию вокруг вступления США и Великобритании на европейскую арену войны влиял большой бизнес в лице финансового клана Рокфеллеров.
Главная цель магната – евразийский нефтяной рынок. Именно Рокфеллер, по мнению политолога, создавший «американо-британо-германский спрут – банк Шредера в статусе агента нацистского правительства» ответственен за рост германской военной машины.
До поры, до времени гитлеровская Германия была нужна Рокфеллеру. Британские и американские спецслужбы неоднократно докладывали о возможности убрать Гитлера, но всякий раз получали от руководства отмашку. Как только конец Третьего рейха стал очевиден, уже ничто не мешало Великобритании и США вступить на европейский театр военных действий.
Накануне того дня, когда японцы нанесли на Тихом океане внезапный удар по американскому флоту, под Москвой началось мощное контрнаступление советских войск, продолжавшееся до конца марта 1942 года. Накануне того дня, когда японцы нанесли на Тихом океане внезапный удар по американскому флоту, под Москвой началось мощное контрнаступление советских войск, продолжавшееся до конца марта 1942 года.
Во время зимнего наступления Красная Армия разгромила до 50 отборных вражеских дивизий, отбросила противника на запад. На подступах к советской столице вермахт потерпел первое крупное поражение во второй мировой войне, здесь был развеян миф о “непобедимости” гитлеровской Германии. Новый этап открылся и в переговорах о втором фронте.
Однако первые шаги, предпринятые совместно США и Великобританией в качестве воюющих держав, оказались разочаровывающими. Согласованная в Вашингтоне на конференции “Аркадия” в декабре 1941-го–январе 1942 года англо-американская стратегия предусматривала на 1942 год в качестве единственной наступательной операции захват Северной Африки. В беседе с послом СССР в США М.
М. Литвиновым 13 февраля 1942 года Рузвельт “. .
. в качестве второго фронта называл североафриканский” и разъяснил, как сообщал посол, что “высадка на западе Европы – дело слишком трудное” [1].
Что касается боевых действий на Европейском континенте, то они предусматривались лишь на 1943 год, да и то со множеством оговорок. Причем Рузвельт зарекомендовал себя не меньшим сторонником североафриканской операции, получившей кодовое название “Джимнаст”, чем ее главный вдохновитель Черчилль. Речь шла не только о том, чтобы вести войну “малой кровью” подальше от основных сил противника, которого сковывала своими действиями Красная Армия, но и об укреплении влияния США в зоне французских интересов.
Советское правительство не было информировано о решениях, принятых на Вашингтонской конференции, в частности о том, что вопрос о создании второго фронта в Европе в 1942 году на ней даже не поднимался. Советский представитель не был приглашен и к участию в работе созданного в Вашингтоне объединенного комитета начальников штабов.
Оценивая состояние дел со вторым фронтом, народный комиссар иностранных дел СССР В. М. Молотов сообщал советскому послу в Вашингтоне 4 февраля 1942 года в ответ на его предложение поставить этот вопрос перед американцами:
“Мы приветствовали бы создание второго фронта в Европе нашими союзниками. Но Вы знаете, что мы уже трижды получили отказ на наше предложение о создании второго фронта. .
. Подождем момента, когда, может быть, сами союзники поставят этот вопрос перед нами” [2].
И действительно, ранней весной 1942 года, когда на советско-германском фронте после зимних сражений наступило временное затишье, президент Рузвельт неожиданно поддержал идею создания фронта в Западной Европе. Причина этого заключалась прежде всего в том, что в Вашингтоне вновь, как и в 1941 году, переоценивали силу германских войск и недооценивали мощь Красной Армии. В результате складывалась пугающая картина поражения Советского Союза (несмотря на поражение вермахта под Москвой) и резкого усиления Германии.
Такая перспектива, как и допускаемая Вашингтоном без каких-либо на то оснований возможность заключения сепаратного соглашения между СССР и Германией, требовала действий. 11 марта в беседе с министром финансов Г. Моргентау американский президент говорил, что “ничего не может быть хуже, чем катастрофа русских.
. . Я бы скорее потерял Новую Зеландию, Австралию или что-нибудь еще, чем согласился бы с поражением русских” [3].
В итоге к весне 1942 года на свет появился новый стратегический план, разработанный под руководством начальника штаба армии США генерала Дж. Маршалла. Этот план отдавал предпочтение Западной Европе в качестве театра военных действий, где следовало предпринять первое крупное совместное наступление вооруженных сил США и Великобритании. Начальник управления военного планирования и оперативного управления штаба армии США генерал Эйзенхауэр отмечал:
“Мы должны высадиться в Европе и воевать, и мы должны прекратить распылять ресурсы по всему свету и, что еще хуже, терять время. Если мы хотим удержать Россию, спасти Средний Восток, Индию и Бирму, нам следует начать с нанесения ударов с воздуха по Западной Европе с переходом к последующему наземному вторжению как можно быстрее” [4].
Правда, и в этом случае высадка планировалась лишь на весну 1943 года, и только при чрезвычайных обстоятельствах (в случае поражения России или Германии) ее предполагалось осуществить осенью 1942 года в ограниченных масштабах (операция “Следжхэммер”).
Конечно, не одни только военные соображения вызвали поворот в американской стратегии. В Вашингтоне взвешивали всю сумму фактов, как военных, так и стратегических. Не последнее место занимал учет настроений американской общественности, выражающей крайнее недовольство бездействием своего правительства. Как отмечало в это время советское посольство, “чем больше поражений японцы наносят англичанам и американцам, чем громче становятся требования общественности относительно второго антигитлеровского фронта” [5].
В сложившейся обстановке президент Рузвельт решает организовать встречу с главой Советского правительства. Причем имелась в виду встреча “с глазу на глаз”, без участия Черчилля. Президент явно хотел быть центральной фигурой в антигитлеровской коалиции и держать в своих руках все нити межсоюзнических отношений.
Обсуждались различные варианты места встречи, но, все-таки, договориться о чем бы то ни было не удалось. Тогда в Белом доме родилась мысль пригласить в США для переговоров наркома иностранных дел СССР.
20 апреля Советское правительство ответило согласием на предложение устроить встречу Молотова с президентом Рузвельтом “. . .
для обмена мнениями по вопросу об организации второго фронта в Европе в ближайшее время”. В месте с тем глава Советского правительства выражал уверенность, что удастся осуществить личную встречу с президентом, которой он придавал большое значение “. .
. особенно ввиду стоящих перед нашими странами больших вопросов по организации победы над гитлеризмом” [6].
По условиям военного времени нарком отправился в путешествие инкогнито под вымышленным именем г-на Брауна. 20 мая на борту советского бомбардировщика он и сопровождавший его генерал-майор Ф. М.
Исаев прибыл в Великобританию. Начавшиеся советско-английские переговоры быстро выявили негативное отношение Черчилля к идее высадки союзников во Франции в 1942 году. “Как американцы, так и англичане, – заявил он, – изучают вопрос создания второго фронта, и пока о дате открытия второго фронта не принято никакого решения” [7].
Важным итогом переговоров в английской столице явился подписанный 26 мая 1942 года советско-английский договор о союзе в войне против фашистской Германии и ее сообщников в Европе и о сотрудничестве и взаимной помощи после войны, упрочивший фундамент антигитлеровской коалиции.
29 мая В. М. Молотов прибыл в Вашингтон.
В это же день состоялась его встреча с президентом. Молотов подробно обрисовал Рузвельту обстановку на советско-германском фронте и указал, что летом здесь предстоят серьезные бои. В этих условиях, подчеркнул он, “помощь союзников в 1942 году имела бы решающее значение.
Если США и Великобритания смогли бы оттянуть с советско-германского фронта 40 германских дивизий, к тому же не первоклассных, то мы уверены в том, что разгром Гитлера был бы завершен в 1942 году или, по крайней мере, судьба его была бы предрешена” [8]. Конечно, в этой формулировке видна недооценка сил и возможностей гитлеровского вермахта.
В своем ответе Рузвельт согласился с советской точкой зрения о нежелательности затягивания открытия второго фронта до 1943 года. Он подчеркнул: “Мы хотим открыть второй фронт в 1942 году. Это наша надежда.
Это наше желание”, – однако тут же сослался на трудности транспортировки американских войск через Атлантику. Обращало на себя внимание то, что американские руководители старательно обходили ключевой вопрос о месте развертывания боевых операций против гитлеровской Германии. Такая неопределенность видимо была не случайной.
Неопределенность в принципиальном вопросе не устраивала Советское правительство. Необходимую ясность могло внести только совместное коммюнике. 2 июня на имя Молотова была направлена телеграмма, в которой указывалось, что Советское правительство считает абсолютно необходимым, чтобы как в советско-американском, так и в советско-английском коммюнике был упомянут вопрос о создании второго фронта в Европе и о том, что по этому вопросу имеется полная договоренность.
3 июня Рузвельт, несмотря на возражения генерала Маршалла и госдепартамента, одобрил советский проект коммюнике. В нем указывалось, что “при переговорах была достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году” [10]. 11 июня 1942 года оно было опубликовано в Вашингтоне, а 12 июня в Москве.
Тем самым американское правительство приняло на себя четкие обязательства. Аналогичные обязательства были включены и в советско-английское коммюнике.
Итак, в Вашингтоне и Лондоне были осведомлены и о том значении, которое придавало Советское правительство дипломатической договоренности о втором фронте, и о тех серьезных последствиях, которые мог вызвать отказ от принятых обязательств для межсоюзнических отношений и общего дела борьбы с фашизмом. Знали, и тем не менее политические расчеты вскоре одержали верх над соображениями военной необходимости и союзнического долга.
Смотрите работуОткрытие второго фронта в Европе – мифы и правда
[1] Советско-американские отношения во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Т. 1.
– М. , 1984. С.
152. [2] Советско-американские отношения во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Т.
1. – М. , 1984.
С. 150-151. [3] Борисов А.
Ю. Уроки второго фронта. .
. – М, 1989. С.
40. [4] Там же. С.
41. [5] Советско-американские отношения во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Т.
1. – М. , 1984.
С. 159. [6] Советско-американские отношения во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.
Т. 1. – М.
, 1984. С. 163.
[7] Международная жизнь. 1970, № 11. С.
109. [8] Международная жизнь. 1970, № 11.
С. 110. [9] Там же.
С. 112.
[10] Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны. Т. 1.
– М. , 1946. С.
Не будет второго фронта в 1942 годуВ один из теплых июльских вечеров 1942 г. Уинстон Черчилль давал обед членам военного кабинета в зимнем саду на Даунинг-стрит, 10. После обильного угощения премьер пригласил министров в зал заседаний кабинета и поставил вопрос о своей поездке в СССР.
Черчилль хотел сообщить главе Советского правительства о вероломном решении, только что принятом в Лондоне: второй фронт не будет открыт в 1942 г. Но не только поэтому Черчилль ехал в Москву — он мог уведомить главу Советского правительства в личном послании. Черчилль хотел убедиться, сможет ли Красная Армия отбить новое мощное наступление фашистских войск, не прорвутся ли они в советское Закавказье.
Советское правительство пригласило Черчилля. Его путь лежал через Каир и Тегеран. Рано утром 12 августа 1942 г.
с тегеранского аэродрома группа Черчилля вылетела в Москву. В ее состав входили: начальник имперского генерального штаба Аллан Брук, генерал Уэйвелл, маршал авиации Теддер и постоянный заместитель министра иностранных дел Кадоган. Это был первый визит Уинстона Черчилля в СССР за 25 лет существования Советской власти.
“Я размышлял, — писал Черчилль в пути из Тегерана в Москву, — о моей миссии в это… большевистское государство, которое я когда-то так настойчиво пытался задушить при его рождении”. Черчилль был откровенен хотя бы наедине с самим собой.
Сам факт полета в “большевистское государство” был весьма знаменателен вне зависимости от того, с какими намерениями Черчилль прибывал в СССР. Его полет был несомненно необычным. Визит Черчилля был признанием силы и мощи Советского государства, провала планов английской и всей мировой реакции на его скорое сокрушение. Он означал, что Советская страна, более года успешно отражавшая сильнейший натиск фашистских орд, воюя один на один, без помощи Англии и США, опрокинула мрачные прогнозы стратегов Лондона и Вашингтона.
Генерал Уэйвелл, обладавший некоторыми «литературными» способностями, суммировал намерения Черчилля, связанные с визитом в СССР, в стихотворении, каждая последняя строка четверостишия которого звучала: “Не будет второго фронта в 1942 году”.
12 августа Черчилль прибыл в Москву. В тот же вечер состоялась его встреча с советскими руководителями. США на совещаниях представлял Аверелл Гарриман.
Черчилль заявил: “Английское и американское правительства не считают для себя возможным предпринять крупную операцию в сентябре (1942 г. — Ф. В.
)”. Правда, он сообщил под большим секретом, что союзники подготавливают операцию «Торч» — высадку 250 тыс. человек (12 дивизий) во французскую Северо-Западную Африку — в Касабланке, Алжире, вплоть до Бизерты.
В ответ на настойчивые требования И. В. Сталина, добивавшегося, будет ли открыт второй фронт в этом году, отказывается или нет английское правительство от операции по высадке 6–8 дивизий на французском побережье в этом году, Черчилль заявил, что “открыть второй фронт в Европе в этом году англичане не в состоянии”, а также они не смогут высадить 6–8 дивизий “на французском побережье”. Эти решения, уточнил он далее, “были приняты совместно с американцами и являются окончательными”.
Правда, Черчилль обещал после завершения операций в Северной Африке ударить по “брюху гитлеровской Европы”. Иллюстрируя свою мысль, он рисовал крокодила и объяснял с помощью этого рисунка советским руководителям, как англичане намереваются атаковать мягкое брюхо крокодила.
Отказ правительств Англии и США от торжественного обязательства-клятвы открыть второй фронт в 1942 г. был сильнейшим ударом по военно-стратегическим планам СССР. “Легко понять, — указывало Советское правительство в меморандуме Черчиллю 13 августа, — что отказ Правительства Великобритании от создания второго фронта в 1942 году в Европе наносит моральный удар всей советской общественности, рассчитывающей на создание второго фронта, осложняет положение Красной Армии на фронте и наносит ущерб планам Советского Командования”.
Советское правительство считало, что в 1942 г. создались благоприятные условия для открытия второго фронта, поскольку почти все лучшие силы немецких войск отвлечены на Восточный фронт, в Европе оставались незначительные, и притом худшие, силы. Однако, “рассудку вопреки”, Черчилль в памятной записке, направленной Советскому правительству, заявил об окончательном отказе Англии и США открыть второй фронт в Европе в 1942 г.
Незначительные операции союзников в Африке он пытался изобразить как второй фронт. Кроме того, Черчилль цинично заявлял, что все разговоры относительно англо-американского вторжения в Европу в 1942 г. ввели противника в заблуждение и сковали его силы на побережье Канала.
Черчилль и здесь лгал: если к 1 января 1942 г. на советско-германском фронте было сосредоточено 70 % сухопутной германской армии, то к 1 июля на Востоке, против СССР, находилось свыше 76 % германских войск. Черчилль не преминул воспользоваться напряженным положением, создавшимся для СССР в период битвы на Волге, чтобы получить согласие Советского правительства на ввод десятой английской армии в Закавказье.
Рузвельт одобрил эти планы. Однако из этой попытки Англии приблизиться к советской нефти ничего не вышло.
Поездка в Москву укрепила мнение Черчилля, что советские армии выстоят, они успешно перемалывают гитлеровские армии и с помощью можно не спешить. Черчилль даже заключил пари с начальником имперского генерального штаба Бруком, утверждая, что немцы не захватят Баку. Каждую неделю на заседании кабинета он “подшучивал над ним”, спрашивая, кто же выиграет пари. Черчилль шутил в обстановке, полной трагизма для советского народа.
Грубо нарушая межсоюзнические обязательства, правительство Черчилля приняло осенью 1942 г. новое вероломное решение: отказаться от посылки северным путем конвоев в СССР до 1943 г. Об этом Черчилль, примирившись со “своей совестью”, сообщил Советскому правительству.
Черчилль наносил все новые и новые удары, но не по врагу, а по своему союзнику. Мюнхенская политика периода войны, стремление Англии и США вести войну чужими руками по-прежнему превалировали в стратегии Черчилля и Рузвельта. Советский Союз продолжал по-прежнему один на один войну с фашистской Германией и ее сателлитами.
В октябре 1942 г. глава Советского правительства И. В.
Сталин писал советскому послу в Лондоне: “У нас у всех в Москве создается впечатление, что Черчилль держит курс на поражение СССР, чтобы потом сговориться с Германией Гитлера или Брюнинга за счет нашей страны. Без такого предположения трудно объяснить поведение Черчилля по вопросу о втором фронте в Европе, по вопросу о поставках вооружения для СССР, которые прогрессивно сокращаются”.
Зажигая «факел» в Африке, упорно отказываясь открыть фронт в Северной Франции, нарушая принятые обязательства, Черчилль одновременно развивал идею “балканской или средиземноморской стратегии”.
В Средиземноморье, по меткому выражению де Голля, “Англия защищала уже завоеванные позиции как в Египте и вообще в арабских странах, так и на Кипре, на Мальте, в Гибралтаре; предполагалось овладеть новыми позициями в Ливии, Сирии, Греции, Югославии. Вот почему Великобритания старалась направить англо-американское наступление в сторону этого театра”.
Настойчиво выступая за “балканский вариант” открытия второго фронта, Черчилль руководствовался не военными, а политическими соображениями. Он стремился преградить путь Красной Армии на Балканы, не допустить здесь роста демократических движений, укрепить позиции Англии в Средиземном море, сохранить ее господство на Ближнем Востоке. “Всякий раз, когда премьер-министр настаивал на вторжении через Балканы, — говорил Ф.
Рузвельт своему сыну Эллиоту, — всем присутствовавшим было совершенно ясно, чего он… хочет. Он… хочет врезаться клином в Центральную Европу, чтобы не пустить Красную Армию в Австрию и Румынию и даже, если возможно, в Венгрию”.
Это был старый, версальский план создания “санитарного кордона” против СССР в Центральной Европе и на Балканах. Черчилль признавал, что он рассчитывал на Балканах вбить “клин союзных армий между Европой и Советской Россией”.
В основе “балканской стратегии” английских политиков, по словам американского обозревателя Болдуина, лежала “надежда на блокаду России”. По образному выражению американского журналиста Ральфа Ингерсолла, “Балканы были тем магнитом, на который, как бы ни встряхивали компас, неизменно указывала стрелка британской стратегии”.
Выдвижение “балканской стратегии” обусловливалось и тем, что Англия, готовясь выступать на второстепенных направлениях, сохранила бы свои силы для наступления на Германию. “Балканская стратегия” вела к затягиванию войны, к увеличению потерь в войсках антифашистской коалиции. Лживая формула Черчилля, назвавшего неприступные и легко обороняемые горные перевалы Балкан со слабой сетью дорог, места, удаленные от жизненных центров Германии, “уязвимым подбрюшьем Европы”, была лишь прикрытием его коварных планов.
Цель империалистов Англии и США сводилась к восстановлению реакционных порядков в странах Европы, в том числе на Балканах, к реставрации прогнивших феодально-монархических и буржуазных режимов, к недопущению демократизации в этих странах, что помогало Англии и США сохранить свое господство или влияние в этих странах, использовать их как источники сырья и рынки сбыта. Главным моментом политической стратегии Англии и США в оккупированных странах Европы являлось их стремление чинить всяческие препятствия народному движению, поскольку в нем они видели главную угрозу своему господству после изгнания немцев. Реакционеры Лондона и Вашингтона опасались создания народной власти в этих странах после победы, которая устранила бы власть марионеточных монархов и правителей, нашедших приют на политических задворках Лондона.
Реакционные силы в оккупированных странах должны были после изгнания немецких захватчиков проложить путь к власти эмигрантским правительствам. “Нужно не допустить, — говорил Черчилль, — Советскую Армию в долину Дуная и на Балканы”.
Проводя свои планы “балканской стратегии”, Черчилль при поддержке США выдвигал идею создания Балкано-Дунайской федерации — блока Балканских и придунайских стран, направленного против СССР. В состав федерации должны были войти Болгария, Югославия, Турция, Греция, Албания и Македония. Во главе ее должна была стоять болгарская династия Кобургов.
Федерация была бы самостоятельной государственной единицей, руководимой Англией. Одним из первых шагов по организации антисоветского блока явилась временная “польско-чехословацкая федерация”, созданная в ноябре 1940 г. эмигрантскими правительствами этих стран в Лондоне.
Вторым этапом в образовании антисоветского блока явился договор о политическом союзе, подписанный в январе 1942 г. между греческим и югославским эмигрантскими правительствами. Тогда же в Лондоне было подписано польско-чехословацкое соглашение о создании другой федерации Центральноевропейского союза. Подобными региональными объединениями английские реакционеры надеялись создать всеобъемлющий антисоветский блок, в который вошли бы все государства от Балтийского до Черного, а на юге до Эгейского морей и который находился бы под их контролем.
Новый “санитарный кордон” должен был основываться на твердых региональных федерациях, которые постепенно превратились бы в политические и экономические унии. В этот блок государств должны были войти все Балканские и придунайские страны, а также Польша, Литва, Латвия, Эстония, где были бы восстановлены буржуазные порядки.
Следующая глава.
Источники:
