Завоевание Средней Азии в 1864 — 1873 г

В 1864 г. царские войска начали поход в глубь Средней Азии, наступая от города Верного (Алма-Ата) и Оренбурга. В 1865 г. ими был занят Ташкент. Старейшины города и влиятельное купечество, издавна связанное торговыми интересами с Россией, ходатайствовали о принятии их в русское подданство. На территории Бухарского и Кокандского ханств в 1867 г. было образовано Туркестанское генерал-губернаторство с центром в Ташкенте. После неудачных военных столкновений с русскими войсками эмир Бухарского ханства вынужден был отказаться от Самарканда и других своих владений, занятых русскими войсками, и обязался открыть в Бухару свободный доступ для русских товаров на льготных условиях. В то же время в результате англо-русских переговоров о разграничении «сфер влияния» было достигнуто соглашение, по которому царское правительство допустило преобладающее влияние Англии в Афганистане, а английское признавало «особые интересы» России в Хиве. В 1873 г. царское правительство предприняло широкое наступление на Хиву. Войска хивинского ханства не оказали сопротивления и капитулировали. В том же году был подписан договор о вассальной зависимости Хивы от России. Хан отказывался от права вести самостоятельную внешнюю политику, признавал присоединение к Туркестанскому генерал-губернаторству всех территорий к востоку от Аму-Дарьи, соглашался на свободное плавание русских судов по этой реке и на беспошлинную торговлю русскими товарами в пределах Хивы. Последствия присоединения Средней Азии Вся полнота военной и гражданской власти в среднеазиатских владениях России была сосредоточена в руках генерал-губернатора. Назначенный на этот пост генерал Кауфман с 1867 по 1881 г. являлся полномочным представителем царской власти. Созданная им колониальная система управления осуществляла полный контроль над жизнью коренного населения, которое продолжало оставаться, как и при ханской власти, в приниженном положении. В Средней Азии была создана исключительно удобная обстановка для деятельности русских капиталистов. Сбыт русских товаров на среднеазиатских рынках резко увеличился; количество фабрично-заводских изделий, привозившихся из внутренних промышленных губерний, быстро возрастало. Не выдерживая с ними конкуренции, многие отрасли местного ремесленного производства приходили в упадок. Усиленное насаждение улучшенных сортов хлопчатника вскоре привело к обеспечению хлопчатобумажной промышленности России в значительной степени среднеазиатским хлопком. Вместе с тем в Средней Азии стали заметно сокращаться посевы продовольственных культур, и вскоре она начала нуждаться в привозном хлебе. Несмотря на колонизаторскую политику царизма, включение Средней Азии в состав России оказало положительное влияние на исторические судьбы узбеков, туркмен, таджиков, киргизов, каракалпаков и других народов и имело объективно прогрессивные последствия. Эти народы были ограждены от непрерывных феодальных войн. Создались условия для более быстрого социально-экономического развития, для роста новых производительных сил и вызревания капиталистических отношений в недрах феодального строя. Но самое важное значение имело установление тесных связей народов Средней Азии с русским народом и с другими народами России. Оно исторически подготовило и сделало в будущем возможной совместную революционную борьбу против царизма, ханов и беков, русских и «своих» помещиков и капиталистов за социальное и национальное освобождение. От переселившихся из России ремесленников и крестьян местное население перенимало более совершенные приемы и навыки труда, осваивало новую технику промышленного производства и сельского хозяйства. Благоприятно сказались и результаты сближения народов Средней Азии с передовой культурой России. Источник: Всемирная история. Энциклопедия. Том 6 (1961 г.)

Хива 4.jpg

С 60-х годов в связи с упадком сухопутной торговли России с Китаем, на рынках которого появились в большом количестве более дешевые и качественные английские товары, особое значение для России, наряду с Ираном, приобрела территория Средней Азии как рынок сбыта своих промышленных товаров, а также как сырьевая база текстильной промышленности России.

В российской печати началось широкое обсуждение вопроса о пользе включения Средней Азии в состав Российской империи. В 1862 г. в одной из статей откровенно заявлялось: «Польза, которую Россия извлечет из сношений со Средней Азией, так очевидна, что все пожертвования на это дело вскоре окупятся». Вследствие отсталых производственных отношений, Россия, не имея возможности экономическим путем проникнуть в сред­неазиатские государства, стала искать возможности завоевать эти страны с помощью военной силы.

В среднеазиатских феодальных государствах — Бу­харском, Кокандском, Хивинском, Гератском ханствах, Ка­бульском эмирате и нескольких полунезависимых бекствах в первой половине XIX в. проживали узбекский, туркменский, таджикский, казахский, киргизский, афганский, каракалпакский и ряд других народов, занимавшихся в основном земледелием и скотоводством. Многие туркменские, киргизские и афганские племена вели кочевой и полукочевой образ жизни.

Главная улица в Самарканде. В.В. Верещагин. 1869 г.

Сельское хозяйство, связанное с поливным земледелием, развивали узбеки, таджики и киргизы. Лучшие участки земель и оросительные системы в основном принадлежали феодалам. Земли были разделены на три категории: амляковые владения ханов, вакфные земли мусульманского духовенства и мульковые земли светских феодалов.

В городах развивалось ремесло, обслуживающее потребности феодалов (оружие, предметы роскоши и т. д. ) и в незначительной степени крестьянства.

Промышленность Средней Азии почти не развивалась, ограничиваясь только незначительной выплавкой металлов. В каждом из феодальных ханств имелись местные торгово-ремесленные центры: Ташкент, Бухара, Самарканд, Хива, Герат, Коканд и др. Население среднеазиатских государств придерживалось мусульманской религии, как шиитской, так и суннитской ветви, и духовенство в этих государствах занимало важное место.

Кокандский солдат. В.В. Верещагин. 1873 г.

В средние века экономическое благосостояние среднеазиатских государств обеспечивалось тем, что через их территорию проходили торговые караванные пути из Азии в Европу. С развитием-капитализма в Европе страны Средней Азии стали переживать экономический упадок, чем не преминула воспользоваться Россия, а также Великобритания еще в 30-е годы XIX в., однако в то время притязания этих государств на экономическое и политическое господство в данном регионе было пока, что незначительным.

В 60-х годах Россия, боясь, что Великобритания за­хватит среднеазиатские государства экономическим путем, решила свое экономическое присутствие в регионе насадить военной силой, тем более, что границы Россий­ской империи были рядом.

Уже в 1860 г. ворвавшиеся в Среднюю Азию россий­ские войска оккупировали Кокандское ханство и при­соединили Семиречье (юго-восточная часть казахских территорий — Старший Жуз. С этих территорий в 1864 г.

Хива 6.jpg

и начался кровавый поход российских войск, которыми командовали генералы Веревкин и Черняев, в глубь Средней Азии. В 1865 г. , был взят Ташкент, Значительную помощь в захвате города оказало местное богатое купечество, польстясь на обещанные льготы в торговле с Россией.

На территории Бухарского и Кокандского ханств в 1867 г. было образовано Туркестанское генерал-губернаторство с центром в Ташкенте, главой которого был назначен генерал Кауфман. Созданная им колониальная система управления осуществляла полный контроль над жизнью коренного населения, которое продолжало оставаться, как и при ханской власти, в приниженном положении.

Во время своего генерал-губернаторства с 1857 по 1881 г. Кауфман проводил политику жестоких репрессий против местного населения в случае неповиновения, что вызвало неоднократные восстания, самым крупным из которых было Кокандское восстание 1873 — 1776 гг.

Хива 2.jpg

После серии удачных военных операций российские войска разгромили слабовооруженную армию еще существующего Бухарского ханства. Предавая интересы народных масс в борьбе против агрессоров, эмир стал искать пути соглашения и подписал кабальный неравноправный договор, открывавший в Бухару свободный доступ российских товаров на льготных условиях. Бухарского эмира также вынудили отказаться от притязаний на занятые российской армией бывшие его владения.

Одновременно с этим Россия вела с Великобританией переговоры о разграничении «сфер влияния» в регионе, в результате чего между двумя империалистическими хищниками было достигнуто соглашение, по которому российское правительство оставило за собой «особые интересы» в Хиве, а Великобритании предоставило влия­ние в афганских княжествах.

Заручившись невмешательством в конфликт британцев, в 1873 г. российская армия предприняла новое широкое наступление на Хиву. Войска хивинского ханства, вооруженные средневековым оружием, не смогли активно сопротивляться современному оружию и вскоре капитулировали. Хивинский хан в том же году подписал договор о вассальной зависимости Хивы от России, а вскоре вообще лишился права вести самостоятельную внешнюю политику — хивинские территории к востоку от Амударьи были насильно включены в Туркестанское генерал-губернаторство, а хан вынужден был согласиться на свободное плавание русских судов по этой реке и на беспошлинную торговлю российскими товарами в пределах Хивы.

Хива 3.jpg

Таким образом, в результате войн в 1868 — 1676 гг. в Средней Азии к России были присоединены значительные территории Кокандского ханства, а Хива и Бухара, потеряв часть своих территорий, признали над собой сюзеренитет России. Россия от захвата этих территорий, действительно, имела огромную выгоду, а среднеазиатские народы новые лишения: на рынках Средней Азии резко увеличился сбыт российских товаров, вследствие чего многие отрасли местного ремесленного производства приходили в упадок; усиленное насаждение улучшенных сортов хлопчатника привело к обеспечению хлопчатобумажной промышленности России в значительной степени среднеазиатским хлопком, а в Средней Азии стали заметно сокращаться посевы продовольственных культур, и вскоре бедные слои населения начали испытывать нужду в продуктах питания.

Однако несмотря на все негативные последствия колонизаторской политики России, включение в ее состав государств Средней Азии имело объективно прогрессивные последствия. В регионе внутри феодального строя начали создаваться условия для быстрого социально-экономического развития, для роста новых производительных сил и вызревания капиталистических отношений.

В это же самое время российскими войсками было закончено покорение Кавказа. В 1859 г. после продолжительного героического сопротивления российским завоевателям в горах Дагестана генералу Барятинскому сдался вождь кавказских горцев Шамиль, после чего сопротивление кавказцев было сломлено, и в 1864 г. самая продолжительная в российской истории Кавказская война была завершена.

Зеравшанский поход 1868 г (Из истории завоевания Туркестана)

Многонациональное государство Российская империя к последней четверти XIX в. простиралось от Вислы и Балтийского моря до берегов Тихого океана и от берегов Северного Ледовитого океана до границ с Ираном (Персией) и Афганскими княжествами.

Поэтому, не останавливаясь более на кавказских завоеваниях, перейдем теперь к вопросу о расширении наших границ в Средней Азии. Оно совершалось в четырех направлениях: во-первых, со стороны Каспийского моря, к востоку, в Туркмению и к Хиве; во-вторых, со стороны Оренбурга к Хиве же, Бухаре и Кокану; в-третьих, со стороны Сибири — к Кокану и Кашгару; в-четвертых, из Сибири же и принадлежащих к ней Киргизских степей — в Джунгарию. Главные моменты и события этого движения были следующие:

На восточном берегу Каспийского моря уже с 1846 года существовало, у западной оконечности Мангышлака, укрепление Тюп-Караган, или Александровское. Его цель была — влиять на мангышлакских киргизов и туркмен; но эта цель вовсе не достигалась до самого конца 1860-х годов по причине слабости тюп-караганского отряда, не смевшего углубляться внутрь страны и до такой степени во всем нуждавшегося, что не только пища и одежда людей, но материалы для построек, дрова, солома, сено — все привозилось из Астрахани, которая несколько месяцев в году бывала отрезана от Мангышлака льдами в устьях Волги и даже в море. Киргизы-адаевцы так мало были приучены повиноваться русским властям в укреплении, что когда в 1869 году комендант его, полковник Рукин, выехал к ним с недостаточно сильным конвоем, они убили его, а некоторых казаков, захватив живыми, продали в рабство в Хиву. Торговли русской на Мангышлаке почти не было; разработки местного каменного угля — тоже. Словом, влияние Тюп-Карагана было ничтожно. Вот почему еще в 1859 году были сделаны разведки в более южных частях восточного прибрежья Каспийского моря, от Красноводского залива до Ашур-Аде, где уже с 1842 года у нас существовала морская станция, наблюдавшая за поведением туркмен в море. Но только десять лет позднее правительство решилось наконец утвердиться в Красноводске, как единственном месте, где есть удобная пристань для судов. При этом осторожность наших дипломатов зашла так далеко, что, без всякого запроса со стороны Персии, директор Азиатского департамента Стремоухов известил тегеранское правительство, чтобы оно не боялось появления наших войск на севере от его владений (за 200 верст!), что мы не тронем персидских земель и даже не станем распространять своего влияния к югу далее Атрека. Для чего все это было сделано — понять трудно; вероятно, для успокоения не Персии, на которую можно бы не обращать внимания, а Англии, которая хорошо понимает, что от юго-восточного угла Каспийского моря лежит кратчайшая дорога из России в Индию. О том, что при этом условии туркмены-йомуды по необходимости становились двоеданцами, потому что зиму они проводят южнее Атрека, а лето севернее, в Азиатском департаменте мало думали; о том, что на востоке от йомудов курды должны будут стать со временем в такое же ложное положение — думали еще меньше, а о том, что с признанием Атрека нашею южною границею затрудняется в будущем устройство нашей пограничной линии к стороне Хорасана — не думали вовсе. Вот почему, едва в 1874 году устроилась правильная администрация в Красноводске, как начальник ее, генерал Ломакин, стал громко заявлять, что граница по Атреку крайне невыгодна для нас. Но доселе (1878 г.) к исправлению ее мер не принимается. Между тем, английские военно-политические агенты Гольдсмид, Бэкер, Непир, Мак-Грегор и др. усердно старались в последние шесть лет восстановить противу нас обитателей юго-западной части Арало-Каспийской низменности, в силу той теории, что Англия должна «защищать Индию с севера помощию туркменских шаек, хорошо вооруженных и руководимых искусными офицерами». Впрочем, зло, сделанное России недальновидностью Азиатского департамента, могло бы быть немедленно исправлено движением в землю текинцев и даже к Мерви, которая служит центром неприязненных нам туркменских племен; но тут постоянно являлись на помощь Англии настойчивые советы из Лондона, от графа Шувалова, который, впав в некоторую немилость и быв за то из шефов жандармов разжалован в послы, употреблял все меры, чтобы возвратить свое положение при дворе и для того выгоды России приносил в жертву семейным интересам царствующего дома, стараясь, ценою уступок, приобрести для дочери императора Александра, Марии, выданной за сына королевы Виктории, расположение последней. Шувалов в течение нескольких лет советовал не затрагивать Мерви, не делать военных движений в направлении к ней, потому что это не понравилось бы Англии и, след., сделало бы его личное положение в Лондоне неприятным, а предположенную им придворную цель недостижимою. До 1877 года мы и следовали этим советам. Какие же из того будут последствия, обнаружит время, конечно, очень недальнее. Теперь можно сказать только одно, именно, что вследствие ложной, непатриотической политики у нас доселе нет прочных границ на юго-востоке от Красноводска, и нам ежегодно приходится делать дорогие походы в Туркменскую степь для поддержания там нашего влияния. Оттого нельзя и сказать, как велик наш теперешний Закаспийский отдел. Стрельбицкий определил его площадь в 5.940 кв. миль; но это определение — чисто фиктивное.

Основание Красноводска, соединенное с передачею всего Закаспийского края из оренбургского ведомства в кавказское, принесло, однако, свою пользу в смысле утверждения нашего влияния на пространстве между Каспием и Аралом. Отряды кавказских войск не раз ходили по Усть-Урту и по долине старого Окса, а в 1873 году один из них успел побывать и в Хиве, отправясь туда из Кендерли. Но эти военные движения, внушая жителям закаспийских степей страх, а след., по-азиатски, и уважение к России, имели и свои слабые стороны. Следуя кавказским служебным нравам, распоряжавшийся в годах этими движениями армянин, полковник Маркозов, не упустил случая пограбить туркмен, и не только в смысле вымогательств, сопровождавшихся употреблением нагаек, но и в смысле прямого грабежа мирных купеческих караванов. Другая невыгода зависимости закаспийских киргизов и туркмен от кавказских начальств состояла в том, что приемы кавказской администрации не совсем те же, что туркестанской и оренбургской, в ведении которых состоит большинство номадов, почему часть этих номадов, напр. адаевцы, находилась в двусмысленном положении, несмотря даже на применение в 1875 году к Закаспийскому отделу общих степных уставов. Наконец, заметим, что рознь во взглядах тифлисских и ташкентских властей отражалась даже на внешних отношениях наших к вассальному с 1873 года государству, Хиве. Хивинский хан без труда заметил это, и, зависимый от туркестанского генерал-губернатора, пробовал жаловаться на некоторые действия туркестанской администрации кавказскому наместнику, как брату императора. И как туркестанские власти, хотя и покровительствуемые в Петербурге военным министром, не могли не опасаться последствий подобных жалоб, то, напр. в 1876 и 77 годах, ими употреблялись все меры, чтобы представители кавказской администрации, Ломакин и Петрусевич, в бытность свою в хивинских пределах, не могли иметь отдельных свиданий с ханом или с его сановниками.

Со стороны Оренбурга внутрь Средней Азии движение было направлено двояко: по западному берегу Арала — к стороне Хивы, где ходил в 1873 году отряд генерала Веревкина, и, гораздо более, по восточной стороне этого озера, на низовья Сыра и оттуда к югу и востоку, в хивинские и коканские земли. 1865 год застал нас на Сыре всего у Ак-Мечети; через пять лет наши войска уже ходили к стороне Дау-Кары и в Каратауские горы, под управлением Мейера, а через десять лет покорили Ташкент, под начальством Черняева, который командовал уже соединенными отрядами оренбургским и сибирским. Энергический Черняев, штурмовавший Ташкент с какими-нибудь 1600 человеками и овладевший им, думал безотлагательно покорить и все Коканское ханство, но в этом ему воспрепятствовала зависть генерал-губернатора Крыжановского и начальника азиатского отделения в Главном штабе Романовского, из которых первый хотел отнять у него лавры, а второй и самое место военного губернатора Туркестанской области. Интрига удалась, и Романовский успел даже покорить Ходжент и Джизак (1866), а войска его, без всякого с его стороны участия, нанесли сильное поражение эмиру бухарскому под Ирджаром. Но неуменье поставить себя в новом крае, где он вооружил противу себя духовенство и вошел в складчину с русскими купцами для торговых операций, вынудили правительство отозвать Романовского через одиннадцать месяцев после назначения, причем обнаружилось, что этот фаворит военного министра не затруднялся обманывать в глаза даже наследника престола, за что и был выслан за границу. Правительство же, для положения предела оренбургским, омским и ташкентским интригам решилось образовать в бассейнах Сырдарьи, Иссык-Куля и Балхаша новое генерал-губернаторство или даже вице-королевство, потому что новому генерал-губернатору, Кауфману, опять ставленнику военного министра, дано было право самостоятельных сношений с среднеазиатскими ханствами, право объявлять им войну и мир. Новый правитель прибыл в Ташкент осенью 1867 года, а через восемь месяцев уже воевал опять с бухарским эмиром и отнял у него Самарканд, относительно которого хотя и говорилось потом, для иностранцев, что его возвратят бухарскому эмиру, но о котором император Александр в самую минуту получения известия о завоевании сказал, что Тамерлановой столицы он не отдаст. Легкость побед и щедрость следовавших за ними наград повели к тому, что вместо безотлагательного покорения самих Бухары и Кокана Кауфман решился растянуть дело завоевания Туркестана на многие годы, под благовидным предлогом необходимости заняться мирным устройством края [Которое никогда не было осуществлено, так что край и поныне управляется «в виде опыта» по положению 1868 года, составленному Степною комиссиею Гирса и К°. Собственные же проекты Кауфмана оказались никуда не годными.], на самом же деле, что бы подольше держать этот край на исключительном военном положении и сделать побольше походов, которые доставляли ему и офицерам награды. Разумеется, никакой политической или стратегической программы при этом начертано не было, и военные действия открывались по обстоятельствам, всегда, впрочем, под условием, что сам Кауфман находится в крае, а не вне его [Так, в 1874 г. не дозволено было генералу Колпаковскому воспользоваться беспорядками в Кокане для завоевания этого ханства, потому что находившийся в то время в Петербурге Кауфман берег этот подвиг для себя.]. Из таких военных экспедиций назовем: в 1870 году на Искендер-Куль, в 1871 году — в Кульджу, в 1872 г. — в Кизылкумы, в 1873 — в Хиву, в 1875 — в Кокан, причем покорители последнего так разлакомились, что в следующем году, за недостатком внешних врагов, стали делать походы противу смирно сидевших собственных подданных, лишь бы писать победные реляции. Когда-нибудь правдивая история этих завоеваний будет написана и покажет, какую грубую систему обмана не неприятелей, а собственного народа представляли они. Между прочим, для придания большей важности этим победам, т. е. под предлогом трудности их одерживать, беспрестанно требовались из России подкрепления войсками, и число их доведено в 1877 году до 38.000 человек, так что если бы в той же пропорции к покоренному населению была сформирована англо-индийская армия, то ее числительность достигла бы до 4.560.000 человек, вместо существующих 192.000…Отсутствие общего политического и стратегического плана действий в Туркестане, сверх медленности и бессистемности самого завоевания и огромности потребовавшихся через то расходов, привело еще и к другим вредным последствиям. Именно, медленность движения вперед, к естественным пределам России у Гиндукуша, дала время Англии близко познакомиться с положением России в Туркестане и вмешаться в ход наших среднеазиатских дел. Что первоначально Англия не считала себя вправе касаться этих дел, доказательством служит то, что в 1869 году она решилась послать в Россию лишь мелкого чиновника ост-индской службы, Форсита — да и то под видом частного путешественника, — чтобы изложить несколько замечаний об опасностях русского движения для британских интересов в Индии. Она боялась, что мы не станем слушать официальных представлений ее посла. И если бы у нас был ясно начертанный план деятельности в Туркестане и твердая решимость исполнить его с наименьшими пожертвованиями и с соблюдением достоинства России, то, конечно, мы не замедлили бы дать понять не только Форситу, но и рекомендовавшему его английскому послу Бюханану, что они мешаются не в свои дела, Но этого не случилось, а, напротив, Форсит был превосходно принят директором Азиатского департамента Стремоуховым и военным министром Милютиным, которые, в силу особого высочайшего повеления, были совместными руководителями среднеазиатской политики России [Сам министр иностранных дел, князь Горчаков, до такой степени был мало знаком с Азиею, что, напутствуя Кауфмана в Хиву, просил его «не ходить туда (из Ташкента) через Кашгар!» А когда по улыбке Кауфмана заметил, что сказал глупость, то наивно прибавил: «Я, может быть, сказал какой-нибудь вздор; вы извините. Я азиатскими делами не занимаюсь; на это у меня есть Стремоухов. Я смотрю только за тем, чтобы нам из-за Средней Азии не поссориться с Англиею».]. Такое неожиданное внимание, оказанное там, где англичане ожидали резкого отпора, разумеется, показало им, что можно открыть целую дипломатическую кампанию противу России для заторможения ее среднеазиатского движения, и кампания была открыта. Напрасно при этом русский посланник в Лондоне, немец Бруннов, хлопотал, чтобы не допустить признания с нашей стороны Бадакшана и Вахана частию вассального Англии Афганистана: он за это получил отставку, а заботы его о среднеазиатских интересах России возложены на графа Шувалова, который до такой степени не стоял на высоте своего призвания, что в переговорах с лордом Гранвилем обнаружил незнание, что Окс и Амударья — одно и то же. Разумеется, что такому дипломату из жандармов ничего не стоило уступить афганцам, т. е. Англии, не только Бадакшан и Вахан, но и Маймене, о котором в то время (1873 г.) даже русская официальная печать говорила, что оно независимо, и о котором сами англичане, как бы в насмешку над нами, поспешили в 1875 году сообщить, что оно наконец покорено эмиром афганским. Признав же эти землицы подвластными Афганистану, мы этим самым лишали себя в будущем возможности без больших жертв замкнуть с юга Туркестан линиею собственных военно-земледельческих постов, а англичанам дали средство постоянно вмешиваться в наши среднеазиатские дела. Кроме того, в результате дипломатической кампании оказалась теперешняя совершенно нелепая граница Русского Туркестана с юга, которая осуждает нас на непрерывное содержание в этом крае огромного числа войск и, след., на постоянные дефициты в четыре миллиона рублей.

Co стороны Сибири в теперешнем Русском Туркестане в 1855 году только что было основано укрепление Верное, теперешний город [Собственно укрепление основано в 1854 году, но станицы поселены в 1855.], но уже в 1859 году из него ходили отряды в коканские пределы, на Чу. Затем в 1860 году взят был Пишпек, а в следующие годы мало-помалу отряды наши проникли до Куртки и Аулье-Ата и наконец сошлись с оренбургскими войсками около Туркестана и Чемкента. Трудов и лишений для войск и тут было много; начальники же и здесь нередко отличались поведением бессовестным, направленным лишь к увеличению перед правительством своих заслуг и к полному пренебрежению интересов народа русского, оплачивавшего их подвиги. Циммерман, например, прославился тем, что в 1860 году нарочно производил перед Пишпеком осадные инженерные работы, чтобы показать, что это была важная крепость. Получив за взятие его ленту, он еще добивался Георгия, а между тем взятая им, но и немедленно оставленная крепостца была вновь отстроена и занята коканцами, так что в следующем году ее пришлось покорять вторично. Донесение о первом взятии было написано так великолепно, что военный министр Сухозанет телеграфировал о нем государю за границу, точно об измаильском штурме; а между тем крепостца была так ничтожна, что в 1859 году ее запрещено было брать отряду в 550 человек только потому, что генерал-губернатор Гасфорд берег этот трофей для себя, в надежде получить потом титул графа Заилийского. Ключей у крепостцы не было, а ворота ее подпирались изнутри жердью, так что Циммерману пришлось отправить в Петербург, в удостоверение взятия, ключ от комендантской конюшни… К счастию для России, в преданиях сибирских властей, руководивших завоеванием нынешней Семиреченской области, сохранялась идея колонизации вновь приобретенных земель, и потому даже за Чу скоро возникли русские поселения, а с ними и прочный покой, которого не достает областям Сырдарьинской, Ферганской, отделам Самаркандскому Амударьинскому, завоеванным по оренбургской системе, без водворения колоний. Этим нормальным ходом завоевания объясняется также скорое отыскание естественной границы для Семиречья на юге, к стороне Восточного Туркестана, где мы остались в речной системе Нарына, не увлекаясь переходом в Кашгар.

Co стороны Джунгарии 1855 год застал русскую границу в следующем виде. Начиная от верховьев Каркары в Небесных горах она шла вниз по этой речке и потом по Чарыну до Или, пересекала эту реку и тянулась потом но вершинам хребта Джунгарского Алатау до меридиана Чугучака, вдоль по которому пересекала Тарбагатай и достигала западного конца озера Зайсана. Лучше этого государственного рубежа трудно было желать, ибо на значительном протяжении он обозначен естественными урочищами, иногда очень трудно переходимыми, что служило облегчением при охране наших пределов от вторжения кочевых хищников. Озеро Зайсан почти все лежало в китайских пределах, а граница к северу от него шла по Иртышу до устья Нарыма, а потом по этой речке и по вершинам Алтая. Так как соседями нашими у этих рубежей были китайцы, то не было ни надобности, ни прямой возможности переходить эту границу, вдоль которой уже устанавливалась значительная торговля, достигавшая, напр., в Чугучаке до 1.200.000 р. в год. Но в 1860 году был заключен в Пекине трактат, по которому вся эта граница подлежала переделке или по крайней мере пересмотру и точному обозначению на местах. Этим обстоятельством воспользовались местные власти в Омске, чтобы потребовать от китайцев уступки всех земель по обеим сторонам Зайсана. Для чего это делалось — трудно понять, разве для получения пограничными комиссарами пожизненных пенсий за присоединение новых земель, потому что самые эти земли были — степи, а население их — кочевники. Тогда в бюрократических сферах наших не еще додумались до той простой истины, что владение степями есть тягость для государства, и, вероятно, присоединители околозайсанского края, да и их покровители в Омске и в самом Петербурге, полагали, что кв. миль, населенных киргизами, есть важное приобретение для России. Уступка их китайцами была сделана, причем, однако же, по букве Пекинского трактата восточный конец Зайсана, т. е. единственная местность на что-нибудь годная по обширным рыбным ловлям, осталась за Китаем. В 1864 году вновь присоединенные земли были правильно разграничены, но лишь между Шабин-Дабагом и Хабар-Асу; далее же к югу разграничения не продолжалось, по случаю начавшихся в Джунгарии смут. И прежняя граница наша в восточной части Семиречья уважалась нами до 1871 года, когда неприязнь возникшего в Кульдже мусульманского государства понудила нас завоевать этот округ и оставить его за собою на неопределенное время, объявив, впрочем, китайцам, что землю эту мы признаем частию их империи и потому возвратим ее им, как только они восстановят свою власть в других окрестных местностях. Возвращение это, однако, до сих пор (1878) не состоялось, да и все дело о Кульдже велось так, что бесчестило Россию. Именно, уже в 1871 году Стремоухов приглашал пекинское правительство выслать уполномоченных для приема от нас Кульджинского округа, и в то же время из Петербурга был послан в Кульджу генерал Богуславский, который на площади уверял кульджинцев, что «они никогда снова не подпадут под власть ненавистного им Китая». Посланник наш в Пекине, генерал Влангали, был поставлен этим поведением собственного правительства в такое нелепое положение, что прятался от переговоров с китайскими министрами в городе Чифу и наконец вышел в отставку [Эта отставка Влангали и была, впрочем, целью всех махинаций Стремоухова, который видел в почтенном генерале скорого преемника себе по званию директора Азиатского департамента и потому старался его «утопить».]. В 1876 году туркестанский генерал-губернатор, Кауфман, громко говорил, что «возвращение Кульджи китайцам есть вопрос чести для России», и, однако, с того времени прошло два новых года, а дело не подвинулося вперед. Под влиянием первого страха от завоевания семиреченскому губернатору Колпаковскому удалось собрать от кульджинцев несколько адресов, упрашивавших о невозвращении их под власть Китая и заявлявших о желании их стать русскими подданными: ответа по этим адресам дано не было, но они хранятся как будто на случай, чтобы показать пекинским властям, что их домогательства не согласны с желанием самого населения Кульджи, большею частию магометанского. Словом, все дело ведено и ведется доселе недобросовестно, и разве только теперь, когда китайцы овладели не только Урумци и Манасом, но Аксу и Кашгаром, будет поставлено на более прямую и честную дорогу. И как у нас с Китаем есть важный территориальный вопрос в другой местности, ни Амуре, то было бы лучше всего удовлетворить все китайские домогательства в Джунгарии, лишь бы добиться исправления границ в Усурийском крае.

Обозревая теперь в общем виде наши среднеазиатские приобретения с 1855 года, мы видим, что они очень обширны, простираясь приблизительно до 19. 000 кв. миль.

Но один взгляд на карту показывает, что цена этих приобретений невелика, потому что среди их едва ли найдется 400 кв. миль годных для оседлой культуры, да и те большею частию заняты магометанским населением, которое едва ли когда будет искренно предано России. Соответственно этому можно бы признать, что эти приобретения вовсе не выгодны для России, даже более — убыточны для нее, так как одно Туркестанское генерал-губернаторство дает ежегодно 4½ миллиона рублей дефицита.

Но у новых окраин есть будущность, и в ней оправдание их теперешней убыточности. Именно, когда они будут доведены до своих естественных пределов, Альбурса и Гиндукуша, тогда мы станем в довольно угрожающее положение относительно нашего главного врага на земном шаре — Англии, и это искупит до некоторой степени теперешние убытки от завоевания Средней Азии. Опасаясь за потерю Индии, англичане станут гораздо сговорчивее, чем теперь, по всем вопросам европейской политики.

Кроме того, покорив весь Туркестан, мы в состоянии будем вывести из него часть содержимых там войск и через это сократим теперешние издержки на эту страну. Но когда все это случится — предвидеть нельзя, потому что плана завоевания, подобного тому, какой был составлен для покорения Кавказа, нет, а — судя по совершавшимся доселе событиям, и по упорству, с каким Англия вмешивается в каждый наш шаг на почве Турана, — его и не будет составлено. Будущие русские поколения, стало быть, вправе будут подвергнуть тяжелому упреку наше за его неумелость вести важное историческое дело.

К стороне Китая, в Джунгарии, мы сделали приобретения объемом до 1. 600 кв. миль, но зачем — неизвестно.

None Примечания к будущей истории наших завоеваний в Азии.

Очерки Заилийского края и Причуйской страны.См. также:

• В. В. Григорьев. Русская политика в отношении к Средней Азии;

Н. А. Маев. Краткий исторический очерк движения России на азиатский Восток.

Н. Н. Каразин. Скорбный путь.

И. И. Завалишин. К чему для России расширение?

Ф. М. Достоевский. Что такое для нас Азия?

Источники:

Вам также может понравиться